Читаем без скачивания Секреты крылатых слов и выражений[СИ] - Олифант Олифант

— О, учитель, — обратились к Ши ученики, — можешь ли ты вылечить этого несчастного?

— Не надо всё мерить на свой аршин, — холодно ответил великий целитель. — Этот человек не нуждается во врачебном искусстве.

Он встал и обошёл шестирукого.

— Я, разумеется, могу сделать из него обычного человека. Но зачем? Он же, такой смешной, — и великий целитель Ши затрясся от смеха.

НА СЕДЬМОМ НЕБЕ

Жил в первом веке до нашей эры праведник Енох. Когда же ему исполнилось 365 лет, явились к нему два «пресветлых мужа». Попросили не волноваться, успокоить родственников, а затем «поставили на облака» и вознесли на «первое небо».

1. На первом небе Енох узрел «местных старейшин» и двести ангелов, занятых управлением движения небес и стерегущих свои сокровища.

«И взяли меня мужи те, и возвели на второе небо».

2. На втором небе Еноха встретила тьма, «блудники», висящие на цепях и «темноликие» ангелы, «испускающие плач». Блудниками патриарха было не удивить, а вот плачущие ангелы потрясли до глубины души.

— Богоотступники, — пожали плечами «сопровождающие мужи».

«И взяли меня мужи те, и возвели на третье небо…»

3. На третьем небе оказался тот самый Рай, о котором мечтают праведники. Реки из молока и мёда, благоухающие плоды на ветвях и знаменитое Древо Жизни.

— Для праведников, — пояснили мужи. — «Им уготовано это место в вечное наследство».

Однако, на северной стороне «третьего неба» Енох вздрогнул. Там во мгле пылал «тёмный огонь», а «мрачные ангелы» терзали грешников.

— «Место это, Енох, уготовано для тех, кто не почитает Бога и вершит на земле злые дела», — пояснили путешественнику.

«И взяли меня мужи те и возвели на четвертое небо».

4. Там наш герой узрел Восточные Врата, из которых сто пятьдесят тысяч ангелов вывозят Солнце на колеснице и Западные Врата, где светило скрывается на ночь. Затем, подивился на Лунные Врата, насладился пением «воинов, которые служат Господу игрой на тимпанах и органах» и…

«Потом взяли меня мужи и вознесли на крыльях на пятое небо».

5. На пятом небе Енох встретил двести тысяч Григореев с «унылыми лицами». Все они томились в ожидании Страшного Суда за прегрешения против Господа.

«Затем взяли меня те мужи и возвели на шестое небо».

6. На шестом небе обитали семь ангелов, наблюдающих «добрые и злые людские дела».

«Затем взяли меня те мужи и вознесли на седьмое небо».

7. А там… «все огненное воинство великих архангелов, бесплотных сил и все огненное воинство великих архангелов, бесплотных сил, господствующих начал и властей, херувимов, серафимов, престолы и десять полков многоокого светлостояния»! И на престоле сам Господь…

Не буду рассказывать, что случилось дальше. Енох достаточно подробно описал это в своих трёхстах шестидесяти шести книгах.

НА СТЕНКУ ЛЕЗТЬ

— Лапти носить, да гречку есть, дело нехитрое, — успокаивал Лев Николаевич плачущую жену. — Вот схожу с мужичками «стенка на стенку», авось лучше их понимать начну.

— Опомнись, Лёвушка, — Софья Андреевна комкала в руках мокрый от слёз платочек. — Не для тебя это, уж не обессудь. Годы–то, годы…

— Vaut mieux tard que jamais, — усмехнулся тот и поморщился. — Вот, несчастье с этим французским. Ни слова в простоте.

Софья Андреевна понимающе всхлипнула…

На пологом берегу реки Воронки графа ждали Яснополянские. Разом умолкли и, сняв шапки, поясно поклонились. Лев Николаевич, одетый, как и все, в длинную холщовую рубаху и суконные порты, степенно поздоровался, подошёл ближе.

— Не опоздал? — весело обвёл он глазами мужиков.

— Спужались, поди, Косогорские–то, — задорно выкрикнул кто–то из толпы. — Как про Вас прослышали.

Собравшиеся засмеялись, опасливо поглядывая на чудного графа. Обступили.

— Хорошее место, — Толстой оглядел поле. — Как пойдём, в каре или шеренгой?

— Да, как энти появятся, так и пойдём, — загудели мужики. — Учить дураков, не жалеть кулаков.

— Я вот как думаю…, — начал, было, граф, в котором проснулся артиллерийский поручик.

Договорить он не успел. Из рощицы на берег стали выходить Косогорские. Надевая на ходу рукавицы, они стремительно приближались.

— Укрепи Господь, — Яснополянские сгрудились и пошли навстречу противнику.

— А, ну, наддай, православные — по–мальчишески озорно и совершенно неожиданно для себя закричал Толстой и первым врезался в гущу врагов. Вихрь сражения захватил его. Коротко размахнувшись, граф ударил в зубы рыжебородого мужика в лохматой шапке. Тот, нелепо замахал руками, попятился и повалился на землю.

— Эх, голуба, — захохотал Лев Николаевич и тут… словно бомба взорвалась в его голове. Солнце вспыхнуло и немедленно погасло.

Сколько он пролежал в беспамятстве, неизвестно, но когда очнулся, сражение было закончено. Рядом на траве сидел незнакомый молодец, неспешно перематывающий онучи.

— Жив, дедушка? — весело подморгнул он подбитым глазом.

— Merci, — простонал граф, но тут же исправился. — А то!

И блаженно зажмурился.

«Если жизнь не представляется тебе огромной радостью, то это только потому, что ум твой ложно направлен», — напишет он вечером в своём дневнике.

НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛО

Мстислав, один из двенадцати сыновей великого Владимира Крестителя, правил в Тмутаракани. Всем хорош был молодой князь. Удал, умён и силой не обделён. Да и земли, если задуматься, ему достались завидные. Зимой тепло, летом с моря прохладный ветерок веет, солнце, фрукты, вино, девушки. Рай, а не княжество. Но, манил юного Мстислава престол града Киева, где правил его брат Ярослав.

— Воссесть бы мне в Матери Городов Русских, — мечтал князь.

— Да, зачем она тебе? — недоумевали воеводы. — Людей у нас немного, не совладать с дружиной ярославовой.

Но, того было не удержать. Свёл дружбу Мстислав с соседями — ясами и касогами. Уговорил дать ему воинов. Посадил на коней свою дружину и отправился на север, добывать «золотого стола киевского».

— Что, воеводы, — указывает князь на войско, — прибыло нашего полку?

— Прибыло, — вздыхают те, вспоминая покинутые пляжи, фрукты, вино и девушек…

На реке Листвене их уже ждали киевские ратники, и Мстислав немедленно бросил в бой отряды ясов и касогов. Визжа и размахивая кривыми саблями, погнали они коней на ярославовы полки, да там головы и сложили. Огляделся Мстислав, один он остался со своей дружиной.

— Ждите меня здесь, — приказал воеводам. Пришпорил жеребца и поскакал прямиком в лагерь к Ярославу.

— Пошто явился? — нахмурился брат.

— Поблагодарить тебя хочу.

— Это за что же?

— Видишь ли, не стало мне житья от этих ясов и касогов. Хитрые, жадные, лица какие–то неприятные, говорят не по–нашему. Вот они у меня где, — Мстислав провёл ладонью по горлу. — Ну, и привёл их к тебе на погибель. Самому–то было не управиться.

— Что ж не предупредил? — вконец растерялся Ярослав.

— Моя вина, — вроде как даже покраснел братец. — Уж, не обессудь. Сглупил.

— И, что же дальше?

— Как что? — рассмеялся Мстислав. — Назад поеду, в Тмутаракань. Хорошо у нас там, солнце, фрукты, вино, девушки.

Обнялись братья, поклялись в вечной дружбе и расстались.

Вернулся Мстислав к дружине.

— Поворачиваем домой, — говорит. — Я всё уладил. Ярослав на нас зла не держит…

Так и закончился этот странный поход.

Киевский князь так до конца жизни и не понял, чего от него хотел брат.

Мстислав успокоил себя, мол, что Бог не делает — всё к лучшему.

Воеводы подивились, но решили в княжеские дела не лезть.

А, уцелевшие ясы и косоги сложили песни о великом походе на север.

НА ШИРОКУЮ НОГУ (ЖИТЬ)

В небольшой деревушке, что стояла на самом краю болот, жил крестьянин Гюнтер со своей женой. День–деньской они добывали торф, сушили и продавали в соседнем городе. Понятное дело, что большого дохода с такого промысла не поимеешь. Богачи дома углём топят, те, что победнее — дровами. Торфом от холодов только такие же горемыки спасаются. Поэтому и жили в деревне одни бедняки. Да, и что за существование на болоте! Весной комары, нос во двор не высунуть. Летом, знай, поворачивайся, торф таскай. Осенью, как зарядят дожди, из дома не ногой, того и гляди, в трясину провалишься. Зимой же, скучай, да подсчитывай жалкие гроши. Одна радость у крестьянина — дети. Родится сын, будет помощником. Родится дочь, если повезёт, сможет в городе удачно замуж выйти. Одно горе, дети у всех рождались бледные, да болезненные. Видно, все жизненные силы болото у них ещё в утробе матери высасывало.

— Пусть лучше будет сын, — думал Гюнтер, сидя на крыльце своего дома, прислушиваясь к крикам рожающей жены. — А, лучше двое. Втроём–то мы, ух, сколько торфа натаскаем–насушим. И, заживём…